- Проблема современных барабанщиков в том, что они абсолютно не понимают, чем занимается вся группа. И мне прискорбно об этом говорить, у них это выходит так, как если бы стиральную машину оставили включенной, не понимая, что стирка уже закончилась.Джейм Марселлус Артур (Санни) Мюррей принимает нас в своей бруклинской квартире. Старейшина молодых талантливых перкуссионистов смотрит на собравшуюся компанию (включающую его двух маленьких детей) и выпивает чаю.
- Роль барабанщика стала важнее, но сегодня проблема барабанщиков в том, что они боятся быть сайдменами, - говорит он. - И, тем не менее, это их основная роль. Какими бы великими они не становились, как бы сильно они не играли, они вынуждены работать как часть ритм-секции и развивать именно эту сторону. Чаще всего они настолько этим заняты, что не обращают внимание на то, чтобы быть основой или силой всего коллектива.
Бывший сайдмен Сисила Тейлора и отец абсолютно новой школы барабанщиков возвращался к своей любимой теме: почему барабанщики сегодня не звучат, как их предшественники.
- Даже в свободе, - объясняет он, - должна быть определенная мера композиции. Я имею ввиду, если ты хочешь быть профессиональным музыкантом. Если ты просто аматер, ты пытаешься сделать все, что в твоих силах, и это понятно. Но если ты работаешь с лучшими музыкантами, ты обязан быть сайдменом, но созидающим сайдменом.
Чтобы не сдерживать все то креативное, что может проявиться в его экспериментах, Мюррей старается втиснуться в эту роль каждый раз, когда он выступает. Новое направление для перкуссионистов, по его словам, - это контролируемая свобода.
- Полную свободу можно получить от любого прохожего на улице, - говорит он и улыбается. - Дай им двадцать баксов и, скорее всего, они сделают что-то довольно свободное.
Барабанщик, напоминающий борца-тяжеловеса, родился 29 лет назад недалеко от индейской резервации в Идабеле, штат Оклахома. Истинный великан, награжденный подходящим агрессивным чувством юмора, он считает свое настоящее имя "катастрофой" и обзавелся прозвищем Санни еще с тех времен, когда начал искать свой путь в музыке. В его семье не было недостатка в музыкальности - его мать пела и танцевала, сестра пела с Редом Прайсоком, а старший брат Джон некоторое время был вторым ударником у Лайонела Хемптона. И так, по переезду семьи в Филадельфию, он сделал свои первые пробы на барабанной установке. Ему было девять. Через шесть лет он временно переключился на трубу и тромбон, но его попытку не очень хорошо приняли.
- То, что я играл все считали бессмыслицей, - вспоминает он. - Но это было чем-то похоже на то, как все сегодня играют - что-то похожее на Донни Айлера, свободно и раскрепощенно. А большинство моих товарищей очень сильно были преданны технике прошлых лет.
Музыкальное становление Мюррея было относительно неформальным до того времени, как он перебрался в Нью-Йорк в 1956 году. Скоро он уже играл с такими людьми, как альтоист Джеки МакЛин, трубач Тед Кёрсон, тенорист Роки Бойд, и в то же время провел два года изучая перкуссию и строевые ударные. Но до тех пор, пока он не встретил Сисила Тейлора, настоящий Санни Мюррей не заявил о себе. Это был 1959 год, и как вспоминает барабанщик, на шесть лет все остальное стерлось из его головы.
Как только его стали идентифицировать как "чувака, которые наяривает на барабанах у Сисила" - его услугах редко оказались невостребованными. Ему не давали возможности проявить себя.
- Никто не хотел давать мне шанс, - вспоминает он. - Сейчас Сисила очень любят, но тогда он был абсолютный изгоем. Совсем немного людей приходило в клуб, где мы играли, и даже из них половина половина сразу же разворачивалась и уходила.
- У Сисила мне пришлось основать абсолютно новое направление в барабанах, так как он тогда играл по-другому. Он не играл настолько ритмично. Его первый по-настоящему ритмичный альбом был The World Of Cecil Taylor, который я записал с ним играя на установке и тимпани. Но до этого мне пришлось хорошо потрудиться. Я был очень прилежным молодым барабанщиком, и меня всегда хорошо принимали, даже когда я играл в непривычных метрах таких как 12/8 и 9/4, и также принимали и то, что мог заходить в еще большие дебри.
Переломный момент для Мюррея наступил, когда он впервые услышал Элвина Джонза и понял, что он и Джонз были единственными людьми, использующими абсолютно новые трюки. Он незамедлительно решил, что должен отличаться от Джонза.
- Я понял, что больше не могу так играть, и где-то лет пять ни один из барабанщиков терпеть меня не мог, - говорит он. - Меня не понимали примерно до того времени, как мы с Сисилом уехали в Европу в 1963 году. Тогда несколько барабанщиков начинали играть свободно, а когда я вернулся было примерно четверо, кто окончательно решил развивать мою линию. С тех пор, по моим прикидкам, их появилось примерно двести пятьдесят тысяч, - шутит он.
Барабанщик считает, что его ритмическая роль поспособствовала восприятию музыки пианиста, как и в случае с Альбертом Айлером. Мюррей время от времени работает с тенористом Айлером в течение последних двух лет, но изначально они познакомились в Швеции. Мюррей помнит встречу:
- Никто не давал ему работу, у него начинала проявляться депрессия, и когда он пришел послушать группу Сисила, он начал кричать: "Наконец я нашел кого-то, с кем я могу играть! Пожалуйста, дайте мне играть!" И мы спросили, кто этот чувак? Я никогда не видел его раньше, но позже Сисил взял его в группу, и мы были вместе примерно пять месяцев.
- Когда мы вернулись домой в Америку, я привел его и познакомил со всеми людьми и - бум! Как ракета... и он постоянно на виду с того времени. Я всегда играл роль в жизнях других людей. Моя музыка всегда была такая сильная, даже когда я был моложе, и для мене всегда было важно сотрудничество.
Мюррей, который кажется одержим идеей силы и интенсивности в музыке, значительное время посвятил изучению акустики и того, как она может быть применена для того, чтобы увековечить его собственную игру. Он говорит, что новая музыка (он всей душой не переносит термин "авангард" - "термин становится декадентским") достигла определенного уровня интенсивности, и что он единственный барабанщик обладающий достаточным знанием, чтобы прорвать этот барьер.
Приравнивая музыкальную энергию передаваемую средним человеком к мощности стоваттной лампочки и свою собственную к мощности пятсотваттной, он заявляет:
- Все, что я делаю, более-менее получается естественно. Все, что у меня получается естественно - это отображение моего образа жизни. Поэтому мои занятия только лишь в определенной мере избавляют меня от технического однообразия. Я всегда нахожу новое интригующим и сейчас я нахожусь в такой точке, когда моя группа собирается вместе, и я знаю, что они не будут звучать как прошлый раз.
Из-за того что звук сам по себе - это одна из отличительных черт новой музыки, Мюррей рассматривает барабаны в том виде, как мы их знаем, практическими устаревшими.
- У них есть только определенный тон и это все, что можно играть, - говорит он. - Они не могут держать ноту, а музыка становиться все более выдержанной, звенящей, она идет дальше ритмов. Кроме того, больше ничего нельзя сделать - хоть трощи бас бочку и разламывай тарелку. В них больше ничего нет, достигается грань немузыкальной музыки - она за пределами устоявшихся октав и чего-то подобного. И я на протяжении последних шести лет работал над установкой, которая будет акустической установкой. Она еще не закончена, но у нее уже есть удерживаемая вибрация против бита, которая сможет удовлетворить этим условиям. Она будет ближе к человеческому голосу в напевании и крике, и смехе, и плаче.
- Бум-бум-бум том-томов закончилось, это было почти как звучащее "спешите, вам нужно прийти на работу вовремя". Времена меняются, и все уже давно не так. Я знаю сотни людей с дипломами, которые не могут найти работу, и они до сих пор спят в своих кроватях, так что в этом нет никакого смысла. Большинство музыкантов - молодые люди, которые чувствуют то же, что и я, и поэтому они бунтуют.Реалистичный звук, согласно Мюррею, сейчас самая актуальная.
- Я работаю над естественными звуками, а не стремлюсь воспроизвести звучание барабанов, - говорит он. - Иногда я пытаюсь звучать как автомобильный мотор или как продолжающийся шум бьющегося стекла.
Эфеекты такого типа иногда оказываются чем-то сверх тяжелым для младших, менее опытных музыкантов.
- Одно время мне казалось, что я был судьей в каком-то смысле, - заявляет барабанщик. - Если музыканты могли выдержать игру со мной, они могли быть спокойны. Я думаю, это как с Блейки в 1949. Если ты мог выдержать с ним, ты мог играть с кем угодно.
Мюррей сворачивает свои мощные плечи и пронзает воздух рукой с сигаретой.
- У меня столько силы, что я часто уничтожаю что-то, что уже сформировалось как новое и креативное, - заявляет он. - Тяжело собрать группу с новыми музыкантами, которые сейчас повсюду в Нью-Йорке. Я посылал в Вашингтон за музыкантами, устраивал прослушивания, но никто не проходил, потому что люди обычно ожидают ощущение барабанов, и они по-настоящему не готовы к тому, что я делаю.
Скажем, есть молодой авангардный артист в городе, и он сыграл где-то с пятью авангардными барабанщиками, и поэтому чувствует себя очень уверенно. Но когда доходит до игры со мной, он больше не слышит себя, потому что мое знание естественного звука и музыки позволяет мне делать за секунду в два раза больше, чем он. И, в конце концов, он или полностью физически выдыхается или выдыхается креативно. Когда это заканчивается, он понимает, что он в совершенно другом состоянии, ему приходится работать не просто со звуком барабана, а с столкновением машин, извержением вулкана, молнии в небе. Он никогда не представлял себя закрытого в комнате играя против таких звуков.
Мюррей, как и большинство ново-джазовых музыкантов работает, нечасто. Прошлым летом, тем не менее, ему удалось организовать поездку в Баффало, штат Нью-йорк. Это было ядро музыкантов, способных выстоять яростные звуки за барабанной установкой, включающее кливлендского тенор-саксофониста Френка Райта, алжирского трубача Жака Курселя, альтоиста Бьярда Ланкастера, виолончелиста Джоеля Фридмана и басистов Генри Граймза и Алана Силву.
Этот состав записался недавно, но Мюррей признает, что начал разочаровываться в большинстве современников.- Я постоянно бываю повсюду в Нью-Йорке и всех их слушаю, - говорит он. - Но некоторые чуваки, у которых есть альбомы, даже не могут читать ноты. Когда ты выбрал карьеру музыканта, не важно как далеко ты уходишь от традиции и как ровно ты держишь ритм, они могут служить наброском. Я не могу сказать такого о Сисиле или Альбрете или даже о Арчи Шеппе, потому что они знают свою музыку очень хорошо, но лишь у немногих из молодых есть ощущение корней. И уверенность среднего молодого музыканта ниже плинтуса.
Мюррей говорит, что он ощущает, что слишком много музыкантов стремиться игнорировать главную причину для чего исполняется музыка - а именно, чтобы дойти до людей.
- Я развлекаю, - настаивает он. И, на самом деле, ему не нужно ничего более, чем быть Джимми Смитом или Херби Манном "новой музыки". Он говорит, что тяжело достучаться до аудтории с чем-то новым, если эмоциональное содержание минимально и это обычно происходит, он объясняет, из-за недостатка контроля в самой группе. Он сравнивает это с лодкой.
- Есть рулевой и чувак, который закидывает уголь, но любой может быть капитаном. Когда музыканты забывают об этом, тогда общее объединение звука не может быть развлекающим. Это как маленькая личная битва, все пытаются съесть друг друга и слишком много конкуренции внутри самой группы.
Барабанщик смеется:
- Сейчас можно найти басиста, пытающегося играть как барабанщик, и трубы, пытающиеся звучать как бас, - говорит он. - Ни один из них не поможет навести мост с публикой и помочь ей понять, что происходит. И это то, чего нам не хватает. Если некоторое время мы не можем этого получить, после этого обнаруживаешь, что некоторые группы просто исчезают.
Мюррей гасит сигарету и начинает готовиться к утренней прогулке. В разговоре с настолько уверенным в себе барабанщике может скласться впечатление, что будущее новой музыки поручено лишь ему, он просто пойдет и построит этот мост голыми руками. Но никому не под силу поставить весь мир на уши, так что пока, судя по всему, нужно немного подождать появления плеяды чутких новаторов, готовых взяться за балки, кирпичи, раствор и краски. И собравшись вместе, вполне может оказаться, что Санни Мюррей окажется их прорабом.
Опубликовано 23 марта 1965 года.
